КАРАМЕЛЬКА

рассказ

В вертолете мы сидели близко. Я не знала, что уже в тот момент, когда мы мчались к вертолетной площадке, он имел ко мне влечение. Да и была я, не хуже говоря языком Пушкина - "честных правил", а нося на руке кольцо и мужу век верна. Какая может быть измена, когда и мысли такие никогда не приходили, потому что вышла замуж не по расчету. Но у многих - то и мужчин, и женщин на этот счет другие мнения, да и не самые праведные. Как один знакомый говорил - изменить мужу, это все равно, что стакан воды залпом выпить, чего из себя строить недотрогу.

Пурпурный в перламутре джип сильно рявкнул возле вертящей винтами железной птицы, блестящей сочной зеленью, и без всяких проволочек, очень скоро, наша группа поднялась на высоту. Были, кроме него, еще две важных персоны, имеющих серьезное дело к золотодобыче, еще лица из экипажа и двое из тех, кто был всегда на подхвате. Но главнее был он. Вел себя чинно, прозрачно голубые глаза светились умиротворенностью. Вписав свою фамилию с размашистой подписью в летный лист, подвинул его мне (мы сидели с ним напротив друг друга за маленьким столиком, и я могла чувствовать его дыхание) и попросил вписать не только мои данные, но и фамилии еще двух важных персон, с которыми он и ехал в командировку в другой район. Время лета было не то два, не то два с половиной часа. Сначала я от нечего делать копошилась в сумочке, чувствуя, как закладывает уши от рева мотора, потом достала диктофон, от чего глаза напротив гневно сверкнули. Я, заметив этот злой взгляд Медведева, быстро убрала "говорилку" обратно и стала снова смотреть в иллюминатор - все под нами казалось игрушечным и вроде бы неестественным. Словно сделанные из картона выглядевшие кукольными дома скоро скрылись из вида. Тундра распласталась витиеватыми нитями и клубками. Только с высоты птичьего полета я видела, что снег не полностью закрыл землю - ветер его выдул с невысоких холмиков и редко встречающихся сопок, оставив темно - коричневые заплешины. Все время ловила на себе взгляд напротив, и пыталась делать вид, что сплю. Предварительно обвела всех глазами - все сидели со скучными минами, тоже с трудом переваривая дребезжаще-жужжащий визг вертолета. Впереди было много работы, связанной с осмотром строящихся и ремонтируемых объектов. Я согласилась ехать только с условием, что смогу о поездке написать в газету хотя бы часть увиденного. Сначала это не принималось, но когда я сказала, что на правах зеваки в свое рабочее время я не поеду, мне пояснили, что надо и что не надо писать. Но все равно в последующем я сделала добротную, а не "заказную" публикацию. Руководствовалась тем, что все же я не "карманный" журналист, хоть и пешка для тех, кто имеет прямое отношение к близкому высокопоставленному кругу и губернатору Роману Абрамовичу, больше почему-то известному всему миру как любитель футбола и владелец "Челси". А то, что он имеет отношение к богатейшим залежам золота, а не только нефти и газа - как-то не берется в счет. Но люди из его круга и близлежащие - крупные бизнесмены, имеется в виду, делают свое дело, подводя потом итоги деятельности где-нибудь не белом песочке на Кипре или Таиланде. Не знаю, есть ли им искреннее дело до простого народа, но то, что слишком далеки они от него, это факт или, чтобы не обидеть никого, мои личные наблюдения. Все же Абрамовича на Чукотке любят и даже боготворят, слагая о нем легенды как о самом лучшем "начальнике Чукотки", а слово "олигарх" их не пугает и не является отрицательным понятием, как пытаются пропагандировать некоторые российские политологи. Но в сторону классовость, а тем более политику. Наверное, Медведев с самого начала видел во мне не журналистку, а тот самый предмет влечения, с которым хотелось испытать свои чувства. Лишние "уши" в таких закрытых поездках никому не нужны. После нескольких посадок и взлетов по проверке и оценке объектов, наконец, мы стали объезжать еще ряд объектов на простом и таком привычном мне виде транспорта как уазик. Осмотр производственных помещений, разговоры с рабочими я проводила под прицелом взгляда тех, кто был на подхвате у Медведева. В этот день как-то быстро стемнело. Экипаж собственного вертолета Валерий Игнатьевич распустил еще в три часа дня, когда летать уже больше не требовалось, но команде заявил, чтобы в шесть утра были как штык на вертолетной площадке. А сами поехали в гостиницу. Красиво обставленный и тоже личный "хотель" состоял из трех комнат, кухни и ванной с туалетом. И хоть редко Медведев бывал в командировке, гостиница готовилась только для него, а когда узнавали, что он приезжает, считающие себя "сливками общества" районного масштаба, еще не успев он опуститься на земле в своем вертолете, подъезжали на дорогих и не очень машинах сделать свой поклон или попробовать решить проблему, тряся бумагами. Кому-то везло, решал вопрос, с мольбой глядя на строгие седые брови Валерия Игнатьевича. Ему было 68 лет, но по-прежнему он оставался по-мужски обаятельным, ничего не списывая на свой возраст. Миллионы долларов, покоящиеся где-то в банках, помогали ему чувствовать себя всегда спокойным, а на Чукотке и по-хозяйски. Странное дело, но охрана его никогда не сопровождала, но он был очень уверенным, чересчур, будто не боясь самого дьявола, находясь с ним в полнейшем сговоре, любя, как и он, "презренный металл". Добывая золото тонну за тонной руками сотен рабочих, за четыре десятилетия привычного руководства он сделал из себя живую легенду там, где работал. Кто-то любил его, вознося до небес, кто-то ненавидел, возможно, из чисто классовых соображений, а больше из зависти, что тот смог получить от жизни все - и богатство и жену - красавицу, и замечательных детей, и вот теперь надвигающуюся обеспеченную старость, когда за поддержание здоровья имел возможность отдавать огромные средства. Лечился в лучших клиниках мира, отдыхал тоже на лучших курортах. Поговаривали, что у него давно уже не свое сердце, а в кожу лица "впрятаны" золотые нити, чтобы процесс старения шел медленнее.

Было далеко заполночь - то ли два часа ночи, то ли три, когда с ним оставались за торжественным гостиничным столом, утопающем в яствах, только самые нужные люди - люди власти и больших денег. Все время все косились на меня, думая, что в последующем я буду исполнять роль стукача, но Медведев, не отпуская меня от себя, делал резкий жест пальцами. Несмотря на много выпитой элитной водки (каждая бутылка стоила, наверное, часть моей зарплаты), Валерий Игнатьевич только слегка захмелел. Он не пил, а только делал маленькие глоточки, ведя важные беседы. Мне казалось, что были тут не только известные высокопоставленные люди, но и те, кто в силу своей деятельности вообще ни перед кем чужим (а тем более передо мной, представительницей пусть и провинциальной прессы) не желал светиться, и они время от времени нервничали. Я тогда вставала из-за стола и собиралась уйти в гостиную - посмотреть телевизор или вообще лечь спать. Было неловко еще и потому, что в большом круге общающихся я была единственной женщиной. И хоть все они под не пропускающим ничего взглядом Медведева были мне не опасны, кто-то из числа чиновников, а не теневого бизнеса старался за мной приударить. А что, симпатичная, молоденькая, почему бы нет? Другой район, муж за тысячу километров по льдам не прибежит и не защитит, а в чужом районе в милицию жаловаться не побежишь, да и на кого жаловаться - на тех, от которых все зависит. Мне показалось, что я ступила на лезвие ножа. Но Медведев был невозмутим. Он скромно одернул одного тучного чиновника, когда тот решил пригласить меня потанцевать. Ладно, сижу дальше, едва цедя водку, потому что вино и коньяк в мужской компании пить не собирались, а поскольку это был не праздничный вечер, дамское питье не предусматривалось. Из сладкого были только леденцы - самые дешевые (но сильно любимые Медведевым с детства), килограмм которых стоил гораздо меньше, чем небольшая изящная пачка английских сигарет, исключительно которые предпочитал Медведев. Даже "Мальборо" меркло перед этой дорогой маркой табака, в обычных магазинах, тем более российских не продающейся. Когда Медведев курил, то в задумчивости, оперевшись рукой на овальную щеку, был похож на Черчилля, сидящего в кресле. "Да, я занял ему тридцать миллионов, но процентов не прошу, потому что он мой друг, подожду еще, для меня это не убытки, если надо - выставлю на аукцион его технику, только тогда дружбе придет конец, пусть пашет, не буду я торопиться его банкротом делать" - а потом, не желая больше обсуждать этот разговор, повернулся к чернявому мужчине, сидящему от него по правую сторону и спросил: "Все, отруководил районом, куда теперь? В Москву... ну, ну. Почаще заходи там ко мне в гости, ты же знаешь, что я тебя всегда уважал, посмотришь, какой ремонт в квартире моя супруга удумала, а еще обязательно в подмосковный дом приезжай, там такие у меня водопады - тоже задумка жены, что Ниагара отдыхает", - добавляет с улыбкой. Чернявый мужчина часто моргал и о чем-то грустил, может о том, что еще мог послужить Отечеству, но серьезные обстоятельства черкали его удачно сложенную карьеру, и он вздыхал, ничего не проясняя. Потом в газетах об этом чиновнике говорилось совсем не то, что было на самом деле, но народу не нужно было знать правду. "Хотите анекдот на злобу дня расскажу?" - произнес тучный мужчина, собиравшийся за мной приударять - "Так вот слушайте. Он короткий, много внимания не попрошу. Попросил отчаявшийся бизнесмен у Абрамовича миллион, тот и дал миллион долларов. У коммерсанта чуть ли разрыв сердца не случился, тот просил всего лишь миллион рублей, а Абрамович про доллары, а не рубли подумал. Говорят, правдивая история, а вовсе не анекдот". Вскоре все вынуждены были расходиться, обращая внимание на то, что Медведев стал немногословным. Я тоже хотела уйти в городскую гостиницу и попросила, чтобы меня проводили. Мне не хотелось продолжать наш разговор, начатый еще до сбора важных гостей и партнеров, представляющих собой влиятельный тандем, но в то же время рассуждающих о себе как об одиноких волках, в любую минуту способных перегрызть своему партнеру, а тем более врагу горло. При их разговорах, где речь шла на миллионы рублей и долларов, было очень трудно слушать. Раньше мне доводилось слышать о миллионах долларах, но не от реальных людей, их имеющих, а от героев каких-нибудь мыльных сериалов типа "Охота на изюбря" и прочее, где главные герои - олигархи. Доводиться напрямую общаться с мультимиллионерами, а тем более наедине не приходилось. И вот мы снова сидим напротив друг друга с Медведевым - глаза в глаза, а руки на гостиничном изящном столе. Стараюсь держаться уверенно, призывая всю имеющуюся в моем теле духовную силу. Не спорю, что лет тридцать - пятьдесят назад ему не нужны были его капиталы - без них женщины могли падать в объятья этого коренастого мужчины, с обаятельной улыбкой, небольшими, но зоркими со всепоглощающим взглядом глазами и довольно требовательной натурой. Он и в нынешнем возрасте не хотел сдаваться ее величеству старости, держа диету, следя за внешностью (с собой у него всегда был большой набор парфюмерии), но как бы ему не хотелось, живот упрямо выдавался вперед, плечи сутулились от усталости лет, а не отдельно взятого дня, ночи. Седину и брови он не закрашивал, но это и лучше - их белизна придавала солидности и отсутствия желания чересчур молодиться, что было бы смешно. Не стоило его спрашивать о том, как он относится к своей жене и в целом браку. Он был счастлив иметь ту, которую можно было возносить до небес. Но ему хотелось пускаться в сиюминутные слабости, и при такой возможности он времени не терял. Правду говорят, седина в бороду, бес в ребро. Оказывается, достаточно было Медведеву повести бровью, и все поняли, что ему надо побыть одному в гостинице. Отдохнуть после утомительных полетов на вертолете, а затем и поездок на уазике, - этой машине доверия больше, чем джипам разных мастей. У Медведева только на севере два джипа, но он их не предпочел. Уазик оказался лучше, чтобы мчаться по бездорожью, а до вертолетной площадки ехал на дорогом импортном авто, очень комфортабельном, я в этом уюте сама убедилась. Но простота уазика провереннее, и вообще во всем должна быть простота, как думают те, кто называет себя всесильными. Губернатор Чукотки Роман Абрамович, олигарх приезжает в национальные села с заметной щетиной, в обычном пуховике или куртке, джинсах - так, как одеваются миллионы простых людей в силу бедности. Выглядит все равно красиво, и во взгляде нет ничего отталкивающего - человечность в глазах, немного грустных. Но он, разумеется, не от бедности одевается, олигарх и в бомжовой одежде остается олигархом. А душой разве он бомж? Медведев на порядки ниже губернатора "земли чукчей" имеет капиталы, на много порядков ниже, может, до миллиарда долларов ему и не хватает пяти рублей, но все равно мультимиллионер. Тоже некий сэр из Сан-Франциско, как и господин Абрамович из Лондона. О чем нам можно говорить с Медведевым. И речь не о наших дипломах и уровне образования и количестве приобретенных специальностей. Я вдруг почувствовала, что он угадал во мне родную душу. Или мне так только подумалось, ведь на самом деле, чего может быть между нами общего? Только то, что мы - люди. Но он говорил про сокровенное. Про своих родителей, которых уже давно нет в живых. Про то, как он - всесильный или кажущийся многим именно таким всемогущим чуть не умер в одной из престижнейшей московской клинике, где никак не могли определить точный диагноз. Он перешел лечиться в другую больницу, и снова лечили ни от того. Вдруг прилетели к нему родители в образе ангелов с большими крыльями, и Медведев подумал, что они появились, чтобы забрать его с собой. Но на следующий день после этого сна один московский профессор, наконец, поставил верный диагноз. А еще если бы прошло немного времени, и уже ничего не нужно было бы Медведеву - ни миллионы, ни слитки золота, ни жена-красавица, ни солнце с небом и бренной землей. А еще он хорошо запомнил, он - паренек из Одессы, некогда бедный, умирающий от голода, вдруг лицом к лицу встретился с певцом Леонидом Утесовым - тогдашним кумиром советского народа. Это было как доброе предзнаменование. Дело было в кафе в послевоенное время, куда Медведева пригласил друг, вернувшийся с Севера с заработков. Впервые молодой Медведев сильно напился - ему нравился голос Утесова, поющего про пароход, ему казалось, что он уже сам сидит на судне и плывет в Магадан за длинным рублем. Ему из многодетной семьи, где считали каждую крошку хлеба, некуда было деваться. Его мечта воплотилась, он приехал работать на самый краешек земли - не в Магадан, а на Чукотку, на более высокую широту - семидесятую. И имея организаторские способности, удачно их применил, причем обходя все нужные вступления в ряды коммунистов. Он был счастливчиком не только в плане материальном, но и идеологическом. Вечный одиночка оставался верен себе. Он поднялся на пьедестал достатка только благодаря личной воле, таланту, труду, и стоит ли ему завидовать, упрекать его в том, что нельзя быть богатым таким, потому что кругом много нищих. Теперь он убеленный сединой, состоятельный господин, имеющий все, как он говорил, кроме счастья. А может, все богатые так говорят. Особенно в присутствии молоденьких и улыбающихся особ, у которых, как кажется мультимиллионерам куриные мозга и прекрасное свежее тело. Он начал говорить обо мне, о том, что я неплоха собой и что цены себе не знаю. Но я не вступила в игру. Сказав об этом позднее, уже после поездки близкой подруге, она говорила мне: "Какая же ты дура, тебе что, деньги лишние, ты бы у него могла попросить и миллион, и два, потому что ему это ничего не стоит. А ты себя пожалела. Смотрите-ка какая пава. Жаль, что у меня такого случая не было, я бы махом устроила свою жизнь, на то и нужны бабам денежные мешки, чтобы ни в чем не нуждаться". Нет, мне ничего не хотелось получить от этого Медведева, который мне импонировал жесткостью характера, умению "сделать себя самого, какой он сейчас есть". Я понимала его как мужика, который может поддаться сиюминутному увлечению. У Медведева было ко мне влечение. Но ничего не произошло, потому что или в силу порядочности (лишь бы это не театрально звучало, ведь от меня не требовалось работать для показухи, на публику), или, начитавшись по горло и под завязку Толстого, Тургенева и Достоевского, не хотелось мне быть какой-то героиней. Хотя не скрою, что мой любимый рассказ - рассказ Бунина "Солнечный удар", сюжет которого можно было бы повторить мне с Медведевым. Мультимиллионер называл меня Анной Карениной, говорил о похожей внешности. Я слышала об этом и от других, но, скорей всего, я была слегка похожа на актрису Самойлову (уж по-настоящему красивая женщина), сыгравшую эту классическую героиню. А вообще, трудно вообразить, как могла бы выглядеть реально Каренина, хоть и была довольно хорошо описана Толстым. Но литературное описание внешности - это всего лишь "фоторобот", и у каждого режиссера Каренина тоже своя. А я и не тянулась сама быть похожей на трагическую героиню. "Слушайте, Лев Толстой, давайте не будем творить глупостей, - говорила я, стараясь быть непринужденной и абсолютно равнодушной к Медведеву, - у вас прекрасная жена, дети, внуки, а если вам и очень хочется, можно вызвать по телефону женщину легкого поведения". Я направилась к телефону, который постоянно звонил, но Медведев не разрешал к нему подходить (рассуждал, что кому очень надо, придут в назначенное вечернее время) и уже хотела набрать любой номер телефона (как будто бы я знала телефон бюро интимных услуг). Валерий Игнатьевич резко сказал: "Сядь и не дергайся, проститутки мне еще не хватало, если б мне и надо было, без тебя все бы мне организовали. Ничего ты, значит, не поняла". Он посмотрел на меня так глубоко, что я не выдержала его до конца непонятного взгляда, стала вытаскивать продукты из холодильника. Зачем их только привозили с собой, когда позже стол уставили всякими яствами - и горячими, и холодными, приготовленными в одном из местных кафе. Чтобы спрятать появившуюся в руках дрожь, я стала доставать из подвесного шкафа миниатюрные чашки для кофе. Они так и не пригодились в этот вечер и были убраны обратно. Медведев, смотря на мою суету, которой я тяготилась, как актриса, получившая неинтересную "задвижную" роль, хотел мне что-то сказать, а в его лице был сильное напряжение, что мне интуитивно не понравилось, но наш разговор был прерван. Стали сходиться знакомые и нужные Медведеву люди. Он вел себя вальяжно до последней минуты, когда ушли все гости, а потом снова появилось на лице напряжение, а хмель как рукой сняло. Если бы он был сильно пьян, было бы гораздо легче понимать всю эту ситуацию. На кухне валялись пустые бутылки, на столе оставалось много богатой закуски, и я решила прибраться. Он, куря дорогую сигарету, говорил: "Можешь и не убирать, завтра это без тебя сделают, иди лучше спать, со мной или без меня - твое дело". Я, игнорируя его речь, убирала в ведро мусор, а в коробку - пустые бутылки. Рубашка на Медведеве была расстегнута почти до конца - в его больших руках казалось много силы, ему ничего не стоило взять меня силой. Медведев спровадил всех своих людей, не разрешив им прибираться и расправлять свою постель. Меня же он не пустил в обычную городскую гостиницу. Попросил приготовить чай, и подвинул к себе тарелку с дешевыми карамельками. "А ведь нет ничего вкусней, это вкус детства, который не заменят никакие самые дорогие трюфеля" - произнес он. Дорогие сигары и дешевые леденцы - интересное соседство. Подумала я многозначительно, имея в виду и наше с ним это ночное сосуществование. Убравшись, я скромно сказала: "Спокойной ночи, Валерий Игнатьевич" и хотела пройти в гостиную, где был небольшой диван. Но он сказал мне: "Просто посиди со мной за столом, прошлая тема уже закрыта, не дрожи ты как кролик. Мне нравится, что ты любишь своего мужа, сейчас такую собачью преданность редко встретишь, уж я то во всех странах мира побывал, да и в личной жизни был дважды женат. Просто напомнила ты мне одну, которую я больше не встречал, я ее звал "Карамелькой". Эх, если б можно было этот леденец купить в магазине. Да ладно уж, проехали. Завидую твоему мужу, он ведь, если не ошибаюсь, у меня работает?". Не знаю, обидеть ли он сказанным меня хотел или похвалить, но я старалась этому не придавать значение. Может, и был горький намек на то, что мой муж занимает незавидное место рабочего на предприятии Медведева, добывая "презренный металл". Но улучшить положение мужа своими способами я не собиралась, а вскоре, после моего возвращения из командировки муж нашел другое место работы, уволившись с прежнего по собственному желанию. К счастью, не было в моей жизни купринского "поединка" с совестью и стремления все устроить, извините, тем самым бабьим местом, о чем так страстно было прописано в рассказе Куприна. Только не хвалю я себя, а позволяю себе некоторые комментарии, проводя параллели с классической литературой. Мы еще о разном беседовали где-то с час или два, а потом разошлись по комнатам. "Карамелька тоже была похожа на Каренину" - запомнилась мне одна из его последних фраз. Я радовалась, что не произошло никакой постельной грязи, и больше не было никаких домоганий и уговоров. Утро наступило также быстро, как и вчерашний вечер. Впереди ждали осмотры двух объектов и дорога домой. Я поднялась рано, умылась, привела себя в порядок и снова закрылась в гостиной, едва слышно включив телевизор. Из сумочки достала полплитки любимого горького шоколада, который всегда предпочитала любым другим сладостям, в том числе и леденцам. Ожидая отъезда, глядела в окно на октябрьское морозное утро. Октябрь на Севере - это, увы, не пушкинская проза, а глубокая зима. Градусник за окном показывал тридцать семь ниже нуля. Все деревья были в густом манном инее, скрипел под спешащими людьми снег. Мимо гостинице по узкой улице проезжали то вахтовки, то камазы и уазики - привычная для здешних мест техника. Одна вахтовка остановилась возле кучки людей с поднятыми воротниками. Из-под огромных колес машины взмывались вверх клубы пара, растворяющегося над низким, как потолок в деревенской избе, небом. С рождения живу на Севере, а все не могу привыкнуть к тому, что рассветает все кругом без видимости солнца. Как не ощупывай горизонт взглядом, не увидишь ярко очерченных солнечных лучей, как это бывает на материке, когда крыши домов купаются в жидком золоте, а желтые, оранжевые, красные разливы волнуют молчаливую голубизну. Грустно было, что небо гранитной глыбой висело над землей и вовсе не замечало шевелящиеся и мгновенно тающие змейки пара. В них тоже угадывалось влечение - быстрорастворимое, как сахар в воде. И все же во всем этом было очарованье. Так хотелось на улицу из этой удушливой гостиницы со всей ее дорогой комфортабельной мебелью. Даже ногами, будто копытами забила о мягкий ковер, предчувствуя, как вдохну сильный мороз всеми легкими, аж ноздри будто спиртом прожжет. За сорок минут до вылета я вышла в столовую. Валерий Игнатьевич, принявший душ и одетый в деловой костюм, пил густой дегтярный кофе из маленькой чашки, без сахара, но в прикуску с карамелью. Не поднимая глаз, он строго сообщил: "Я бы хотел перед печатью ознакомиться с вашей публикацией, чтобы не было недоразумений, как вы понимаете" - "Разумеется!" - улыбнулась я, радуясь, что наше общение приняло снова деловые рамки. В бронированную двойную дверь постучались, потом прозвучал звонок. Надо было лететь в обратном направлении.