Анна Ветлугина "Епизодики"
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин

Анна Михайловна Ветлугина родилась 26 января 1974 года в Москве. Окончила Московскую государственную консерваторию им. П. И. Чайковского по классу композиции. Автор музыкальных сочинений: театральная месса "К нам пришел Иконописец"; музыкальный спектакль "Алиса. Шахматный этюд"; обработка стихир Иоанна Грозного; около 100 песен. Работает вместе с Петром Лелюком в ансамбле барда Евгения Бачурина. Как писатель дебютировала в "Нашей улице" в 2001 году, где опубликовала две подборки рассказов: “Сад Добрых Богов”, № 9-2001 и “Голосао”, № 10-2002.

вернуться
на главную страницу

Анна Ветлугина

ЕПИЗОДИКИ

***
Скучный летний полдень. Жара, пыль. У гастронома прогуливается человек в пенсне. Из двери гастронома выходит приличный мужчина с покупками. Лицо человека в пенсне приобретает черты вдохновения.

Человек в пенсне. Простите, у Вас мелочи не найдется?
(Мужчина с покупками поперхнулся от негодования и хочет идти дальше.)
Ч. в П. Да нет, Вы не поняли, ничего страшного - если нет мелочи - давайте крупняк.
М. с П. (пытаясь толкаться). Да пошел ты!
Ч. в П. (с выражением оскорбленного достоинства). Нет. Вы ошибаетесь. Я вовсе никуда не пошел. Я на работе. У меня смена. Вот удостоверение. (протягивает М. с П.)
М. с П. (читает по слогам). Гр... Что? Гра-би-тель по-вышен-ной опасности, категория С... О, Господи! Милиция!
Ч. в П. Да нет, Вы опять не поняли! Сегодня моя смена. Милиция дежурит завтра. Если хотите - приходите, только там мелочью точно не обойдетесь - документы всякие, штрафы, сами понимаете: госструктура!
М. с П. (вполне перепугавшись). Ладно. Сколько я Вам должен?
Ч. в П. (разворачивая сверток с автоматом Калашникова). Ну вот, сами смотрите. Во сколько бы Вы оценили Ваше возвращение к ближним с покупками и без тяжких телесных и моральных повреждений?
М. с П. (роняя сумку, с отчаянием). У меня нет столько. Я инженер.
Ч. в П. Ай, идите Вы к черту, у Вас мания величия. Вот сдачи с продуктов Вы, может быть, стоите.
М. с П. (радостно). Правда? (достает кошелек) Вот, возьмите все, что осталось.
(Ч. в П. брезгливо оглядывает содержимое кошелька. Наконец, с тяжелым вздохом, выражающим презрение ко всему процессу, загребает все себе в карман.)
М. с П. (осторожно). Все? Я могу идти?
Ч. в П. (ворчливо). Сейчас пойдете. Квитанцию Вам выпишу, и пойдете.
М. с П. Как... квитанцию?
Ч. в П.: Как, как... (достает откуда-то "дипломат" и начинает писать) А еще грамотные! У нас серьезная организация, все профессионалы. А не хотите квитанций - подите вон ночью в кусты - там с вами и разговаривать никто не станет. Просто все отберут да еще башку проломят. А мы по-честному: сколько стоите - столько и берем, нам чужого не надо. (отдает М. с П. бумажку) Ну все, идите.
М. с П. А можно вопрос?
Ч. в П. Что такое?
М. с П. Вот у Вас в удостоверении написано категория С, это что такое, если не секрет?
Ч. в П. Никакого секрета. Просто специализация. С - это мужчины в соку. Я по ним специализируюсь. Есть Д - дети, Б - бляди. В общем, разные варианты.
М. с П. Спасибо большое. Всего доброго, удачи Вам.
Уходит, сильно приосанившись, бормоча себе под нос: Хм. Мужчины в соку! А что - очень даже может быть. Человек в пенсне, лениво зевая, достает ершик для чистки бутылок и начинает прочищать ствол автомата.

ДЯДЯ И МУЗЫКАНТ

Один музыкант никак не верил, что дяди бывают злые, и дядям стало обидно от этого. Они взяли и отрубили музыканту левую руку.
Все говорят музыканту: теперь плачь и умоляй, чтобы не отрубили вторую, а он взял отрубленную левую руку в правую на манер платочка, и ну выплясывать перед дядями "барыню". Те сразу зауважали музыканта и выдали ему сразу две новые левые руки.

СЛЕЗЛИВАЯ ПЬЕСА

Приехал как-то в город театр на гастроли. И так сразу всех заинтересовал! На афише надпись: "Слезливая пьеса. Плачут даже суровые воины". Ну, народ и повалил. Кто-то катарсису хочет, кто-то стойкость свою показать. Короче, полный аншлаг.
Набились в зал, пошла пьеса. Дамы платочки достали, чтоб слезку вовремя поймать, мужчины пыхтят скептически. А пьеса самая обычная: какие-то влюбленные никак не могут соединиться. Трогательно, конечно, но не так, чтоб очень. Второй час уже пошел. Герои по-прежнему то воркуют, то страдают, а публике уже не до любви. Напряглись все в зале, чувствуют - обманули их, и деньги назад не отдадут.
И тут вдруг счастливая развязка! Препятствия устранены, и они завтра женятся. Кто-то не выдержал и матернулся. Потом вообще тишина нехорошая повисла. А потом вышел режиссер и говорит: сейчас будет кульминационная сцена нашей пьесы. Мы все соединимся в радостном плаче по поводу счастливой судьбы наших героев.
И тут же выбегают две блондинки в мини-юбках и начинают раздавать зрителям одноразовые бумажные платочки. За ними эти влюбленные выходят с какими-то мешками, а рожи хитрые-хитрые. Нам, говорят, предстоит последнее испытание перед тем, как мы навеки соединимся.
И, как ни в чем ни бывало, вываливают из мешков кучу лука и какую-то резалку. Тут же музыка веселенькая включается и, заметьте, пожалуйста, вентилятор у них за спиной. Они высыпают лук в свою резалку и ну крутить ручку! А лук сочный, злой. И запах вентилятором сносит точно на зал. Ну, скажите, мог тут кто-нибудь не прослезиться?
В зале такое началось! Половина народу плачет, половина, на них глядя, смеяться пытается, а слезы-то текут. Слава богу, артисты быстро сжалились. Лук убрали, вентилятор выключили, и аккорды такие помпезные зазвучали - после таких хочешь не хочешь - захлопаешь. На этом все и закончилось. Выходит публика из зала, а у дверей уже новая толпа стоит, смотрит пытливо: ну как там со слезами-то?
А со слезами все в порядке. Глаза у всех красные, около урн очереди - все мокрые платочки выбрасывают, на вопросы ответить связно не в состоянии. Ну, новая толпа и повалила в зал.
А на следующее утро артисты уехали. Говорят, у них план гастролей весьма обширный был.

ЧЕЛОВЕК, ОБЛАДАЮЩИЙ СИЛОЙ ВНУШЕНИЯ

Недавно в книге рекордов Гиннеса мне встретился человек, обладающий силой внушения. У него было внушительное лицо. Его делом жизни было навязывание другим своей воли. В его архиве: самозабивающиеся гвозди, жена, получающая оргазм от просмотра футбольных матчей. Вершиной его достижений стала стиральная машина, начавшая под его давлением печатать вполне осмысленные тексты, хотя и не без грамматических ошибок. На вопрос, как ему удалось добиться столь впечатляющих результатов, рекордсмен скромно ответил: "Начинали мы с малого - я заставил ее варить кофе".

МУЛЬТИК ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

Русская зима. Мороз и солнце. Дом барачного типа - восемь печных труб, из трех дым столбом, остальные халтурят. Воскресное утро. Камера влезает внутрь - там полумрак, коридор, двери. Влезает дальше - там полутемная комната, белье на веревках, мощный парный храп. Внезапно одна половина храпа всхлипывает и замолкает, оставшийся звучит одиноко, потом - тревожно, потом - угрожающе. Камера придвинулась - видим бегающие глаза, нос сомнительной сизости, бороденку. Рядом источник оставшегося храпа - этакая черная глыба разума, с грудями, направленными в потолок. Жена...
На этом месте мы вдруг замечаем, что у мультика есть звук. Какие-то неясные шелестящие звуки, потом мы начинаем различать шепот. Потом шепот становится настойчивым. У мужика на лице ужас. Мы пытаемся понять, откуда этот шепот, но тут же ужасаемся сами (некоторые, впрочем, могут испустить глупый смех). Картина и впрямь неоднозначная. Мужское достоинство нашего героя зажило отдельной жизнью и общается со своим хозяином на чистейшем русском языке, причем вполне дружелюбно. Смысл примерно таков:
- Хороший ты парень, нравишься мне, только обленился последнее время. Как свин, честное слово! Да не, я про зарядку вообще молчу. А так, куда-нибудь, на экскурсию вместе бы сходили, а? Как это некуда? А у Петровых-то племянница в соку. Через две двери. На выходные приехала. А у Сидоровых дочке вчера шестнадцать лет справляли. Через три двери. Целый диван ейных пьяненьких подружек. Чего ты мне: жена да жена? Мы ее будили-будили вчера. Короче десять лет уже будим, все никак не сможем. Короче, я пошел. Куда? Да вот туда! К Петровым, а может - к Сидоровым, а может и туда и туда. Как сложится.
Мы видим в полумраке, как что-то маленькое спускается с кровати, движется к двери. Скрип. Шорох. Тишина. У мужика отваливается челюсть. На лице - выражение отчаянья. Через некоторое время мы слышим издалека грохот, женские визги, потом вполне однозначные вздохи. Потом приближающийся шорох, скрип двери, кто-то маленький взбирается по одеялу. Продолжение монолога:
- Ну, вот видишь, как все здорово. А то послушал бы тебя как всегда и не пошел. Племянница-то и, правда, в соку. А у тебя все жена да жена. Только не надо, пожалуйста, говорить, что у меня х...ый характер. Я тебе вообще только добра желаю. Оттого и правду говорю.
Следующий кадр: мужик дубасит спящую жену с криком: "Вставай, дура!" Она некоторое время непонимающе хлопает глазами, потом, разобравшись в ситуации, точным движением своего тяжелого жирного тела, скидывает мужика на пол. Конец фильма.

ПОЖАР

С утра все предвещало беду. Уж и черная кошка с ног сбилась перебегая взад-вперед все предполагаемые дороги перед домом. И собака с последнего этажа целеустремленно выла, перебирая наиболее противные регистры своего голоса. На третьем этаже, предвещая несчастье, разбилось зеркало, а на втором, наоборот, не желая хозяевам счастья, осталась совершенно целенькой чашка, с размаху брошенная женой в голову мужа. Суровому мужчине с первого этажа друзья подарили нож, что вообще-то к ссоре, нежной же барышне с последнего набор для дома, для семьи: хозяйственное мыло "Душечка" и моток бельевой веревки. В довершение всему кто-то унес подкову, которая для всеобщего счастья, уже много лет криво свисала над дверным проемом подъезда, являясь бессменным источником шишек и проклятий.
Жители дома поняли: что-то будет. Оставалось выяснить: как именно. Некоторые, самые любопытные начали угадывать. Чемпион сварливости, Маланья Федоровна, экстремально моя окна, поспешила вывалиться наружу с третьего этажа. Наш известный пиит дядя Боря, не отказывая себе уже больше ни в чем, решил выпить заветную бутыль ацетону, и теперь пребывал в страшной агонии по поводу этого. Добрую, невредную бабу Зину с пятого этажа, черт дернул доказывать своему зятю его моральную несостоятельность по отношению к теще - оставшись с ним вдвоем в квартире, она так и не попросила его принести нитроглицерин, считая, что он бы мог об этом догадаться и сам, видя ее молчащей и остывающей.
Наконец пришли дети из школы и, как по команде дружно начали играть со спичками. Их стараниями уже через несколько минут запахло жареным и дом начал скворчать - сначала медленно, потом все больше увлекаясь. К моменту приезда пожарников все уже было в дыму. Жители чинно стояли вокруг дома, поглядывая на крышу, где весело подмигивало целое гнездо змеящихся языков. И только учительница математики Наталья с последнего этажа растерянно металась вокруг дома, причитая: "Его нужно вынести! Вынесите его, вынесите!" "Вы так считаете, мадам? - спросил у нее начальник пожарной команды, и, получив утвердительный ответ, приказал своим пожарникам: "Вынесите его из огня!" Пожарные мгновенно поняли, о чем он говорит. В эту секунду уже начали рушиться перекрытия, и добраться до последнего этажа казалось затруднительным. Но разве что-то может помешать нашим доблестным пожарникам! Тут же подоспели машины, на ходу разворачивая лестницы, и пожарные, как обезьяны ринулись карабкаться вверх. Один за другим исчезали они в уже лишившихся стекол, оконных проемах. Вздох ужаса потряс толпу. Но они уже появились обратно и самый храбрый из них держал в руках то самое мусорное ведро, которое не успели вынести. Толпа рукоплескала. Тут же были принесены маты, на которые герои и попрыгали, при этом ни одна соринка не вылетели из ведра!
И только пятка последнего пожарника оторвалась от подоконника, как дом тяжело осел, и, покосившись, рухнул в догорающий костер. Все вздохнули и разошлись. Больше бояться было нечего.

ШОУ "ГИБЕЛЬ АТЛАНТИДЫ"

Никто не отследил момента, когда слово "шоу" появилось. А вот смотри - работяги уже говорят о нем в пренебрежительном тоне, домохозяйки восхищенно предвкушают, торговцы цепко оглядывают свой товар в поисках места для маленькой этикетки, приурочивающей продажу к заветному дню. И то верно - такого грандиозного мероприятия никто не помнил. В постановке участвовало много стран, а творческий конкурс на актеров был объявлен вообще по всему миру. Как же волновались студенты театральных вузов, Боже мой! Все зря, конечно - разве в такой грандиозный проект пустят студентов? Правда, говорят, одного какого-то наиболее гениального отобрали. Может, тоже домыслы.
А у меня друг замечательный актер ну, знаете, в разных фильмах снимался, все злодеев играл, ну помните, конечно, помните, рыжий такой и глазом косит, - ну вот, и его тоже отобрали. Удивительно, правда? Я даже загордился немного. Все-таки какое ни есть, а приобщение к великим делам эпохи. Ну, он и рассказывал мне, что мог.
Сначала там у них проводили собеседование на предмет - достаточно ли человек искусство любит. Кучу народу отсеяли. Причем, детектор лжи применяли. Иногда, говорит, входит какая-нибудь возвышенная барышня - с виду сама поэзия, а в каждом глазу по норковой шубе. Ну, на моего-то приятеля, где сядешь там и слезешь - циник страшный. На родную мать наплевать, а искусство любит.
Потом их на водобоязнь проверяли. Тоже ряды поредели. Потом совсем какие-то мелкие тесты, как для детей перед школой - на концентрацию внимания. Ну и потом, конечно, пошли репетиции. Больше всего репетировали они последнюю сцену. Там смысл-то в чем? В начале показывают, как живут разные люди. Много людей. Кто-то знает друг друга, кто-то нет, работают, женятся, отдыхают, а потом оказывается, что все это происходит в Атлантиде. Ну и тут сразу показывают всякие дворцы золотые, и кто-то невидимый говорит: "Они прогневали богов". И там дальше такой расклад: им дается некоторое время до того, как Атлантида утонет, они могут куда-то уехать, но на новом месте они будут вечно гонимы. Или же они как бы остаются верны своей Отчизне, и когда погибнут вместе с ней, то память о них все переживет. Почти бессмертие. Они, конечно, все красивые душой и хотят гибнуть, а мой приятель вроде как злодей и подговаривает их спасать свою шкуру. Но они непоколебимы, и в последней сцене очень впечатляюще: Город медленно исчезает под водой и эти, хорошие идут вереницей домой уже под воду, а мой приятель - в другую сторону. Потом ему делается стыдно, и он тоже уходит за ними.
Первые репетиции были веселые. Все знакомились, режиссеры постоянно шутят. Но мой приятель уже тогда почувствовал что-то странное - говорит: ни в одном театре такого настроения не встречал - все актеры как будто чуть-чуть заторможенные. Он был один, как чудак, живой. Потом его ужасно пугала эта последняя сцена. Я тогда еще смеялся: вот, говорю на старости лет сам в свою бутафорию поверил - как теперь нас в заблуждение вводить будешь? Он только морщился.
Воду у них там изображали каким-то прозрачным дымом. И входили они в нее, соблюдая строжайший порядок. Похоже, режиссеров вообще этот порядок ухода заботил больше всего в пьесе. Приятель мой рассказывал, как тщательно они размечали каждый шаг каждого актера и приходили в бешенство, когда кто-то наступал не туда. Ну, вот так и репетировали.
Потом, накануне самого события я чуть не обиделся на своего приятеля. Всегда на всех спектаклях или просмотрах фильмов он давал мне возможность проникнуть за кулисы. Я почему-то люблю это даже больше, чем сами представления. Сидишь себе где-нибудь в темном уголочке, а вокруг всякие непонятные конструкции ездят, артисты известные ходят. Ну и вроде чувствуешь себя тоже причастным. Но в этот раз он уперся и ни в какую. Я обозлился и говорю: что, так высоко взлетел, что и друзей уже не замечаешь? Ну и что, что нельзя - всегда нельзя было, но ты ж все-таки как-то решал эту проблему. "Решал, - говорит, - а сейчас не могу решить". И опять поморщился. Но билет в первый ряд все-таки достал.
Пришел я. Там даже не стадион, как собирались, а целый аэродром под это дело отгородили. Посмотрел я на свое место и сразу перестал обижаться. Первый ряд этот единственный близко от сцены, потом пустое пространство, затянутое сеткой, а потом уже остальные места, и рядом со мной никто не сел, хотя там, сзади негде яблоку упасть. Только чуть дальше по ряду какие-то серьезные господа. Видно из местных.
Началось действо. Смотрю я, а артисты все какие-то неизвестные, хотя и на лицо хороши. Я уже знаю, о чем речь и все больше на игру смотрю. Но игра довольно странная - все отстраненные, прямо-таки нездешние, будто ангелы или конопли обкурились. Тут выходит мой приятель в своем обычном амплуа: чью-то верную жену соблазнил уже, продавать что-то несвежее начинает... Но и он как будто не в своей тарелке. А когда стало ясно, что все это происходит в Атлантиде - тут музыка пошла. Красивая такая - меня и унесло. Я даже пропустил, как они богов прогневали.
Смотрю - уже близится последняя сцена. (А они еще очень ловко по времени все просчитали. Солнце начинает садиться и небо красное, как кровь. Очень подходит.) Значит, близится последняя сцена. Они, такие все красивые, стоят в разных позах, а мой друг им внушает, что надо бежать. Причем по сценарию, я знаю, ему должно быть по фигу пойдут они с ним или нет, а он уговаривает чуть ли не со слезами. Тут раздается колокольный удар, и они говорят: Все, мол, прощай, иначе мы не успеем домой. И начинают идти. Никогда не забуду этой картины. Представьте: потрясающий закат, вдалеке древний город, который как настоящий и неправдоподобно красивые люди идут к нему шеренгой медленно-медленно. И тут я вижу: они внимательно смотрят, на какую плитку пола наступить. В это время в музыке происходят удары грома и со стороны Города начинает извергаться вода. Да-да, настоящая вода, а вовсе не дым как на репетициях. В нее подмешали что-то темное, но я успел заметить, как из пола появились какие-то крюки, которые скогтили актеров еще до того, как вода накрыла их с головой.
Я перепугался и закричал своему приятелю: "Беги, там вода!" - да разве перекричишь такие мощные колонки. А он смотрит с ужасом на воду и ни с места. Вдруг, смотрю - побежал обратно, за кулисы и там кто-то его схватил, но с моего места дальше было не видно. И тут весь аэродром - этакая толпища - зашумел и засвистел, выражая свой восторг.
Я вскочил со своего места и попытался перелезть через барьер за кулисы, но тут же меня схватили охранники. Меня огрели дубинкой и сказали, что я уже не маленький лазать по заборам. Я умолял их сказать что-нибудь про моего друга, и они сказали, что он, должно быть такой же козел, как и я. Мне ничего не оставалось, кроме как пробираться к выходу. Многотысячная толпа понесла меня куда-то, и я очнулся только на достаточном расстоянии от аэродрома, на одной из окраинных тихих улиц города. Вокруг еще было достаточно людей, идущих с шоу, но они уже немного рассосались до той степени, когда можно не касаться плечом соседа и вести разговоры. Конечно, все говорили только о шоу.
Впереди меня шла пара - совсем юная девушка и мужчина постарше. Девушка все никак не могла успокоиться. "Но какие волны! - говорила она, - а вдруг они все-таки настоящие?"
"Дура ты, как есть дура! - отозвался мужчина, - ты еще в Деда Мороза начни верить!"
"Правда?" - переспросила девушка, и вдруг вместо того, чтобы обидеться на дуру расцвела от счастья.

ШТУКАТУР

Сегодня мы хотим рассказать вам об удивительном человеке - Иване Петровиче Могыкове. Человек весьма некрепкого здоровья, он нашел в себе силы через всю жизнь пронести одну и ту же любовь и страсть. А страсть эта - штукатурить.
Исподволь начал он растить в себе ее. Еще в детстве бывало все мальчишки кто в футбол, кто на речку, а маленький Ваня за мастерок. Оглянется вокруг и быстренько проведет маленький слой. Мать приходит - туды-сюды, а уж все засохло. Но насмерть все же она его не била - болезненный он был, ножки не ходили, все ползал. Его так все ласково и звали: Гад Ползучий. В школе у него проблем не было. Если какая неуспеваемость вдруг прокрадется - матушка пойдет к директору, посмотрит ему в глаза - нежно так и недвусмысленно - тот и прикажет повесить на стенку школы строительную люльку. Матушка положит Ванечку в люльку, укачает, и ну крутить лебедку! Лежит Ванечка в люльке строительной и водит себе мастерком по стеночке.
Вжик-вжик - и школа опять как новая, никакие проверки не страшны.
Потом как школу закончил - суровая жизнь обрушилась на него всем своим факом. В строительную бригаду его не приняли по положению. Он же лежа работает, а надо стоя. Они ему так и сказали: боимся, Вань, что мы из-за тебя все сядем. Ну и работали бы сидя, тоже мне, привередливые!
Тогда он нашел себе работу в искусстве. В театр его взяли, как гримера, специализирующегося на пожилых актрисах. Им-то в этом возрасте уже все равно - стоит или лежит, главное, чтобы кто-нибудь штукатурил.
Там он так себя нашел! Старушки плакали и молодели на глазах, одна даже выиграла конкурс на роль Джульетты, причем долго доказывала, что она совершеннолетняя. Радовался, глядя на них и Иван Петрович. Даже афоризм придумал: "Человек - здание общества", и все ему верили. Беда пришла неожиданно.
Была у Ивана Петровича одна очень трудная клиентка - уж как он старался: и тут ее подмажет и здесь подштукатурит - ничего не выходит. А ей надо было в этот вечер особенно хорошо выглядеть - выпускницу ГИТИСа на ее место собирались брать. Она ему смотрит в душу, мол, не подведи, Вань. Он собрал весь свой талант, и так она у него хорошо получилась, ну прям, как живая, да переусердствовал и дырочки в носу ей заштукатурил. А она видит в зеркало, как ладно получается и боится спугнуть, помнит, что красота жертв требует. Короче, так и пошла на сцену.
А там значит, все, как полагается - музыка, цветы, балкон такой весь романтический. Ну и конечно Ромео. Как же без него! Ему по сценарию целоваться с ней надо - так он обычно всегда халтурил, все губы поджимал, а тут увидел такую раскрасавицу - возьми и поцелуй ее как положено. А у нее такая страсть взыграла - светлый образ юной конкурентки затмил ей все - она и терпела до смерти. Зато когда режиссер объявил, что ей на самом деле конец пришел - весь зал плакал: господи, молоденькая-то какая! Вот так и остался Иван Петрович без работы.
Были и другие светлые пятна в его карьере. Пошел он как-то склады штукатурить. Не то, что бы его очень брали, а так чисто по доброй воле (вообще-то его за сторожа держали). Ну и тоже, как водится, увлекся. Короче, взглянуло начальство и ахнуло: стоят склады, как коробки - ни окон, ни дверей. И повязали нашего Ивана Петровича. А уж вечер был, поздно что-то менять - так на завтра и оставили. Утром пришли - смотрят, вокруг складов люди какие-то с мешками бродят, а в глазах крушение идеалов явственно так отображено. Ну, им, конечно, сразу доктора вызвали, документики проверили... Оказалось - воры. Хотели склад обворовать, да дверь найти не смогли. Так и бродили вокруг да около, пока крыша не поехала.
Начальство обрадовалось, кричит: кто этот умник, из-за которого нас не обворовали, подайте его сюда. Ну и тут же Ивана Петровича обласкали и с почетом на пенсию отправили.
Сейчас мы находимся в скромном жилище Ивана Петровича. Все здесь носит отпечаток его большой страсти. Когда-то это была простая семикомнатная коммуналка, но благодаря ежедневному кропотливому труду Ивана Петровича все семь дверей, принадлежащих комнатам, были виртуозно аннулированы. В своем увлечении он совершенно не щадит себя, и дверь его комнаты также благополучно не существует, ничем не отличаясь от своих соседей. Штукатурка положена столь мастерски, что мы не только не можем определить бывшее местоположение дверей, но и абсолютно не ощущаем трупного запаха, который, несомненно, должен исходить от столь многонаселенных когда-то комнат. Скромность и неприхотливость Ивана Петровича столь велика, что он, в своем увлечении смог отказаться от кухни и прочих мест общего пользования, оставив себе лишь коридор, потолок которого, впрочем, тоже подвергся обработке, постепенно опустившись на высоту не более полуметра.
Сейчас, наконец, долгий, многогодовой труд Ивана Петровича близок к завершению. Из вещей, не отвечающих совершенству, в его доме осталась только входная дверь, и мы можем наблюдать спокойствие Мастера, преодолевающего эту последнюю ступень на пути к идеалу.
Мы просим оператора поднести камеру ближе... Эй! Мы просим оператора! Поздно. Мы уже достигли Идеала. Оператор нас больше не слышит.

"НАША УЛИЦА", № 11-2004