Александр Тимофеевский "Красный пояс" (Посвящение Владимиру Гершуни) стихотворения
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Александр Павлович Тимофеевский родился 13 ноября 1933 года в Москве. Окончил сценарный факультет ВГИКа. Первые поэтические публикации в журналах "Юность", "Новый мир", "Стрелец", "Континент". Автор слов знаменитой застольной песни "Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам..." В Издательстве "Книжный сада в 1998 году вышла книга Александра Тимофеевского "Песня скорбных душой" с послесловием Юрия Кувалдина. В 2003 году в издательстве "Новое литературное обозрение" издана книга "Опоздавший стрелок" с напутствием Евгения Рейна. Постоянный с пилотного 1999 года номера автор журнала "Наша улица".

вернуться
на главную
страницу

Александр Тимофеевский в фильме Юрия Кувалдина "Волнение" 1 час 25 мин.

Александр Тимофеевский

КРАСНЫЙ ПОЯС
Посвящение Владимиру Гершуни

стихотворения

Был у меня друг-приятель, худенький, жилистый, чернобородый, всегда с лихорадочно горящими глазами, потомственный революционер Владимир Гершуни. Вечный диссидент, прошедший ГУЛАГ и психушку, что хуже ГАЛАГа, человек без компромиссов, рыцарь без страха и упрека. Бывало, перед тем, как опрокинуть рюмку, он всегда говорил: “Чтоб им сдохнуть!” В начале семидесятых, отсидев трое суток в районом КГБ, он при встрече со мной, задыхаясь, уверял: “Знаешь, они видят во мне парламентера. Им нужны контакты с нами. Понимают, сукины дети, что их время прошло, и заискивают, чтоб им сдохнуть! Не веришь?” На этого человека нельзя было смотреть без улыбки. Мой пятилетний сын, расплываясь ласково называл его Гершуня.

Александр Тимофеевский 

1953-1956 г.г.

***
На что уж был он лют и строг,
Да знать всему приходит срок -
Весной под звон капели
Усатого отпели.

РЫБКИ

Сильней не придумаешь нравственной встряски -
У маленьких рыбок полопались глазки.
Мы думали эти уснувшие рыбки
Есть следствие чьей-то преступной ошибки.
Мы были мальчишки, мы были поэты,
Нам тотчас хотелось исправить все это.
Мы просто не знали, что зря лишь чудачим,
Никак не могло получиться иначе:
История шла не по чьей-то указке,
По точным законам, по схеме железной
Затем, чтоб у рыбок полопались глазки,
А мы изнывали в тоске бесполезной.

***
Мать убьют, а ты не прозреешь,
Жену убьют, а ты не прозреешь,
Дитя убьют, а ты не прозреешь,
Тебя убьют, прозреть не успеешь.
И мог бы прозреть ты в это мгновенье,
Да мертвецам не дано прозренье.

* * *
Заботу принесла зима:
Мой лучший друг сошел с ума,
Идеей странной одержим,
Твердит он об одном...
Остерегайтесь встречи с ним
И не пускайте в дом.
Готов он всем наделать бед,
Рассудку вопреки,
И лучше на его привет
Не подавать руки.
Он вам в лицо уставит взгляд,
Он преградит вам путь,
Он так посмотрит, словно рад,
Смутить и упрекнуть.
Бегите прочь,
Прибавьте шаг,
Не подымайте глаз,
Не то, схвативши за пиджак,
Он станет мучить вас.
Он скажет, что пришел мороз
И небо взял в тиски,
И небо наземь сорвалось,
Разбившись на куски.
Охвачен думою одной,
Он крикнет вам вослед:
И солнце есть, и шар земной,
Лишь неба больше нет!
Припомнив этот крик не раз,
Мы погрустим тайком,
Но нету времени сейчас
Возиться с дураком.
Про боль и неба пустоту
Нам нечего плести
Мы сами трудимся в поту
С шести и до шести.
Больного друга ждет кровать,
Пускай лежит в тиши,
Он мне мешает есть и спать
И пропивать гроши.
Мне ни к чему чужая злость,
Не надо мне тоски
О том, что небо сорвалось,
Разбившись на куски.
Несчастье принесла зима:
Я скоро сам сойду с ума.

НА СМЕРТЬ А. ФАДЕЕВА

Есть в жизни обычай не новый.
О том, кто навеки почил,
Мы ищем хорошее слово,
А нету такого - молчим.
Корректно отмечено в прессе,
Что, мол, не осилив запой,
В минуту душевной депрессии
Фадеев покончил с собой.
И сам я, о правде радея,
И старый обычай любя,
В стихах этих горьких, Фадеев,
Не стану порочить тебя.
Покойники глухи и немы,
Оставим умерших врагов,
Ты был только частью системы,
Одним из его рычагов.
Ты жил, отвечать не готовясь,
Боясь оглянуться назад.
Писатель - народная совесть,
Не так ли у нас говорят?
Тридцатые черные годы -
Россия упрека ждала:
Что скажет ей "совесть народа"?
А совесть народа спала.
Второе пришло поколенье,
Сыны твои сели в тюрьму...
Но только мои обвиненья
Сегодня уже ни к чему.
Покойники глухи и немы,
Оставим умерших врагов,
Ты был только частью системы,
Одним из ее рычагов. Ты умер.
А как же отчизна -
Забудет, осудит, простит?
Как приговор соцреализму
Твой выстрел короткий звучит.
И нету ни горя, ни боли,
Лишь всюду твердят об одном,
Что был ренегат-алкоголик
России духовным вождем.
Для нас это, впрочем, не ново,
Не тратьте на мертвых слова.
Пока существует основа,
Покуда система жива!
13.05.1956

* * *
Майе Улановской
Вы говорите, образа,
Портрет... Не надо здесь портрета -
Я б написал одни глаза,
Глядят глаза и ждут ответа.
Он все вмещает, этот взор,
И понят каждый крик и вздох им,
И им подписан приговор
Моей трагической эпохе.
Года, ушедшие назад,
Боль Воркуты и боль Тайшета -
Я б написал одни глаза,
Глядят глаза и ждут ответа.

Сыта величием идей,
Еще Россия сладко дремлет,
Покуда танками людей
Начальство вдавливает в землю.
Дымится кровью колея,
Что пролегла за танком. Гойя,
В бреду горячечном горя,
Не мог бы выдумать такое.
Молчат сибирские леса.
Кто эту быль расскажет свету?
Я б написал одни глаза,
Глядят глаза и ждут ответа.

Людскому сердцу больше верь,
Глаза людского сердца святы,
Еще не кончен счет потерь,
Еще не начат счет расплатам.
И расстояний полоса,
И расставаний быстротечность...
Я б написал одни глаза,
С холста уставленные в вечность.

Глядят они, давно сухи,
И ищут слез в бессильном тщеньи,
Но вот рождаются стихи
Любви, презрения и мщенья.
Слова дрожат, слова разят,
Но ими не напишешь это, -
Я б написал одни глаза,
Глядят глаза и ждут ответа.

СЛОВО

Стертой монетой упало слово,
А я хочу поднять его снова,
Чтоб все увидали блеск металла, -
Для этого жизни должно быть мало.
Родилось слово, как правда голо.
Оно трепетало, как в небе голубь.
И шли за ним на смерть и на голод.
Звучало слово в сердечном стуке
И вдруг попало убийце в руки.
Там, где орудовал вор кастетом,
Его находили по всем приметам.
Оно прикрывало хватку воровью,
Себя покрывало грязью и кровью.
И вор по свету пустил фальшивку,
Из слов похожих скроив подшивку,
Была подхвачена мысль ханжами
Издать миллионными тиражами,
И слово трепали в богатых дачах,
В дешевых радиопередачах,
И слово твердили в речах елейных,
Повседневных и юбилейных.
И слово жирело и разбухало,
Осточертело всем... и упало.
Стертой монетой упало слово,
Кому, как не нам поднять его снова.

1957 - 1964 г.г.

***
Сказал Никита массам:
Не позже четверга
Получите вы мясо,
А к мясу молока.
И будете вы сыты
На западный манер.
Спустил штаны Никита
И показал всем хер.

***
Печальны выборы в буфете,
Когда в меню одна треска,
Но все ж достойнее, чем эти.
В них наша роль не так низка

***
Примета времени - молчанье,
Могучих рек земли мельчанье,
Ночей кромешных пустота
И дел сердечных простота.
Как обесценены слова...
Когда-то громкие звучанья
Не выдержали развенчанья.
Примета времени - молчанье.
Примета времени - молчанье.
Предпраздничная кутерьма...
Ноябрьский ветер, злой и хлесткий,
Бесчинствует на перекрестке.
Стоят такси, оцепенев,
И не мигают светофоры,
По главной улице в стране
Проходят бронетранспортеры.
Проходят танки по Москве,
И только стекол дребезжанье.
Прохожий ежится в тоске.
Примета времени - молчанье.
Мысль бьется рыбою об лед,
И впрямь, и вкривь, в обход, в облет.
И что ж - живой воды журчанье
Сковало льдом повсюду сплошь.
Мысль изреченная есть ложь.
Примета времени - молчанье.

***
Жил человек рассеянный
На улице Бассейной,
Стал готовиться ко сну,
Положил с собой жену.
Глянул утром на кровать,
Оказалось, это блядь -
Вот какой рассеянный
С улицы Бассейной!

Он в столовке на углу
Заказал себе икру -
Вот какой рассеянный
С улицы Бассейной!
Вместо "Правды" наш чудак
Прочел "Архипелаг ГУЛАГ" -
Вот какой рассеянный
С улицы Бассейной!

Однажды он на выборах
Устроил вдруг скандал,
Явился к агитатору
И так ему сказал:
"Получил я бюллетень,
Выбирал я целый день,
Но никак мне не понять,
Из кого здесь выбирать?"
Вот какой рассеянный
С улицы Бассейной!

Побежал он на перрон,
Сел в решетчатый вагон,
Лег на нары под окном
И забылся сладким сном.
Вот какой рассеянный
С улицы Бассейной!

Он поспал себе немножко,
А потом взглянул в окошко,
Увидал большой вокзал,
Удивился и сказал:
" Это Вена или Чоп?
Я пройдусь, размяться чтоб..."
А конвойные кричат:
"От окна подальше, гад!"
Вот какой рассеянный
С улицы Бассейной!

1965-1984 г.г.

***
Я хвалу пою царю
Сладкими словами,
А по-русски говорю:
Жопа ты с бровями.
Знать, недаром дан ты нам,
Наш могучий, гибкий,
И вставал Тургенев сам
Пред тобой на цыпки

***
Зашли мы в прачечный отдел,
Для простыней купили бирки.
Там в рамке на стене висел
Большой специалист по стирке.

РОССИИ

На двадцать первое августа 1968 года
Я добегу туда в тревоге
И молча стану,
И мать в канаве у дороги
Увижу пьяной.
Ее глаза увижу злые,
Лицо чужое,
И космы редкие, седые
Платком прикрою.
Услышу запах перегара
И алкоголя.
И помогу подняться старой -
Пойдем-ка, что ли...
И мать потащится за мною
Мостком дощатым,
Хрипя и брызгая слюною,
Ругаясь матом.
Мне трудно будет с нею пьяной,
Тупой и дикой,
И проходящие все станут
В нас пальцем тыкать.
А мне, мальчишке, словно камень,
Позор сыновний,
Как будто в этом страшном сраме
Я сам виновен,
Как будто по уши измаран
В чужой блевоте.
Измаран, что ж... Еще мне мало,
Я плоть от плоти!
И удержать рыданья силясь,
Я тихо плачу.
О, пусть скорей глаза мне выест
Мой стыд ребячий.
И я тяну ее упрямо,
От слез слабея,
Хочу ей крикнуть: - Опомнись, мама!
Да не умею.
22.08.1968

ХОККЕИСТУ

Бей хоккеист, чтоб крутилась
Шайба у самых ворот.
Не промахнись, как случилось
У Боровицких ворот.

***
Ищу повсюду честь России,
Зову к ответу.
Приходят горечь и бессилье,
А чести нету.
Неужто мы ее спалили,
Как мышь в соломе.
В какой тюрьме ее растлили,
В каком Содоме?

1985-1991 г.г.

ТРОЙКА

Мчались кони твои
Пашка Чичиков тройкою правил.
Все дороги земли
Далеко за собою оставил.
Но послышалось: тпру!
И упало с очес покрывало,
Мы увидели вдруг
То, чего никогда не бывало.
Обскакали мы всех,
Все народы и страны затмили.
Небывалый успех -
Оказались мы первыми в мире.
Нами создан Союз -
Государство убийц и бандитов.
Вот, ребята, конфуз
Для философов и эрудитов.
Как? Найдите ответ,
Достоевский, Толстой и Бердяев,
Русь за семьдесят лет
Превратилась в страну негодяев?
Здесь бандита бандит
Восхваляет открыто и славит.
На бандите бандит
Погоняет бандитом и правит.
Здесь любой индивид,
Чтобы выжить стать должен бандитом.
Быть таким надлежит
Всем - равно и небитым и битым.
Вот идет рэкетир,
В паре с ним прокурор генеральный,
Вот грабитель квартир
С ним под ручку наш вождь гениальный.
Вот пред нами предстал -
Мы увидели спину возницы -
Размахнувшись, привстал,
Лишь в колесах сливаются спицы.
Кто же самый тот вор,
О котором легенды и враки?
Не в немецких ботфор ...
Так, наверно, уж в дымчатом фраке.
Кто же он, этот гусь,
И какая в нем страшная сила -
Ты ответишь ли, Русь, -
Кто он? Чичиков, черт, Чикатило,
Или слез с облучка
Тот, кто правил бесстыдно и бойко?
Может, без ямщика
Скачет неуправляемая тройка?
Мчит, народы давя,
И пора уже звать на подмогу.
А народы, дивясь
Все то ей уступают дорогу.

***
Опять сивухой тянет из окон.
Субботний день.
Во всех домах попойка.
Забыт указ, и, как сухой закон,
Забудется и эта перестройка.
Что ж, простота почище воровства,
Мы ничего не помним. Амнезия.
Осталось все по-прежнему. Россия -
Страна рабов, не помнящих родства.
Не ясно только, как сводить концы.
Жена твердит, не надо трепыхаться,
Уж если ты играешь роль паяца,
То и соваться нечего в борцы.
Но этот сладкий гнилостный душок...
Здесь все сильнее пахнет трупным ядом,
Как будто Ш... где-то рядом,
И нужно уходить. На посошок!

***
Перестроимся и не мешкая
Перестроившись побежим.
И короткими перебежками -
На исходные рубежи.
Сквозь проклятые шестидесятые,
Сквозь тридцатые злые года -
До того поворотного столбика,
От какого мы все не туда.

***
То ли садам цвести,
То ли танки ввести,
Может плохой прогноз,
А может господь пронес?

***
Мы пораженье от победы
Еще никак не отличим.
И в ожидании обеда
Ножами, вилками стучим.
Бузим, кричим: - Давайте супа!-
Зане, известно повар - плут.
Вот будем выглядеть мы глупо,
Когда и вправду суп дадут.

***
А.И.С.

Покойника приметив,
Дурак пустился в пляс.
А ты скорбящ и светел,
Ты делу учишь нас.
И речь твоя пригожа
И мудростью крепка,
Но все-таки похожа
На пляску дурака.

***
В.К.

Это вы, выбегающие утром на улицу,
останавливающиеся на ходу, чтоб закурить,
сползающие теплым фаршем
по членистым лентам эскалаторов
в кишки метро.
Это вы, давящие друг друга в автобусах
и катящиеся в черных "волгах",
входящие и выходящие из офисов,
сидящие в вонючих кафе,
грязных своих парикмахерских,
парящиеся в банях.
Вы, зеваки у стенда "Московских
новостей",
и ты, рабочий класс,
плотной толпой текущий в двери завода,
где моргает прямоугольный глаз
электронных часов,
и ты, боевой комсомол, - инкубатор
бюрократов и кегебешников,
и вы, пенсионеры, пришедшие в сквер
"козла забивать", стукачи,
любители писем...
Эй, ты, русский народ,
собравшийся здесь,
на Тверском бульваре,
в окружении пяти милицейских машин
и трех десятков белых фуражек,
сбившийся в кучу,
чтоб с комфортом судачить
о Сталине!
Эй, ты, народ-богоносец,
ведь ты и есть он -
вурдалак, ублюдок,
тридцать лет сосавший кровь твоих братьев,
матерей и детей,
и при этом чмокал губами
по-марсиански визжа: - Улла! Улла!
Ты и есть он. Ты, ты, ты,
а не те семь,
что вышли на Красную площадь,
когда наши входили в Чехословакию!..
Что за доля у меня, что за доля?
Как же мне
любить вас таких-то,
Как любить мне себя такого?..

***
Чтоб не вступить, возьми чуть-чуть левей.
Тут жесть, стекло, заржавленные краны.
Гнилой матрас, и изо всех щелей
Большевики бегут как тараканы.
Россия, воспевать тебя в стихах
Иль мимо проходить, не замечая.
Ты вся как эта свалка в лопухах
И зарослях цветущих иван-чая.

ПЕСНЯ СКОРБНЫХ ДУШОЙ

Что они делают со мною!
Они льют мне на голову холодную воду
... С одной стороны море, с другой
Италия: вон и русские избы виднеют.
Н. В. Гоголь

Нас свезли в Строгино или Мневники,
В типовые вселили дома,
И живут в тех домах шизофреники,
И не знают, что сходят с ума.

Неизвестно, как это случается.
Вдруг случается, нас не спрося.
С тем случается, с этим случается,
И безумеет нация вся.

Колдуном наши души похищены,
Заморожены в первом кругу,
Может, все мы в России Поприщины,
Да о том никому ни гу-гу.

Наша совесть снегами завалена,
На три метра промерзла во льду,
А квитанция в сейфе у Сталина,
А сам Сталин с тем сейфом в аду.

Нам одели халатики серые,
Завязали узлом рукава,
И мы сами не знаем, что делаем,
И не те повторяем слова.

А под окнами ходит униженно
Мать Россия с котомкой своей,
Чтоб на нас посмотреть, на остриженных,
На убогих своих сыновей.

Пожалей ты детей неутешенных!
Что ж они нам вздохнуть не дают!
И лапшу все нам на уши вешают,
И все воду на голову льют!

Где ж ты, где ж ты, полоска бетонная?
Где ж ты, линия взлетных огней?
Где ж ты, темная ночка бездомная?
Где ж ты, резвая тройка коней?

В небе снежное месиво месится
Над простором российских полян.
Черти прятки затеяли с месяцем.
Под ногами клубится туман.

Мы летим над родной аномалией,
Где магнитная скрыта руда.
Нам бы с этого света подалее,
Чтоб его не видать никогда!

Вот выносят нас кони заветные
Прямо к морю, и в блеске луны
Сосны темные, рыла ракетные
И Италия с той стороны.

Ходят по морю волны, как пленники,
Бьют о берег, и всюду одно:
И у нас, и в Италии - Мневники,
И с обеих сторон Строгино.

1992-2004 г.г.

НА ДВЕНАДЦАТОЕ ДЕКАБРЯ 1993 ГОДА

Я не хотел уехать, я не мог,
Но все случилось так, как не бывает:
Дрыжок в окне, ландшафт дает свисток,
Вагон стоит, перончик отъезжает.
И от меня всю ночь, как от чумы
Бежит меня родившая Россия,
А вместе с ней бегут ее дымы,
Ее огни и запахи грибные.
И покатился медленно пейзаж,
Вдруг ставший на незримые колеса,
И понеслись на стыках дребезжа
Сосна и ель, осина и береза.
Когда пошла дорога под уклон,
Сбиваясь, налетая друг на друга...
Вагон стоит. Стоит один вагон,
А скорость набирает вся округа.
Не я багаж увязывал, не я
Спешил покинуть родовые склепы.
Но слишком инфантильны сыновья
И, как и мы, беспомощны и слепы.
Вон на опушке скачут мальчиши
Упитаны, вальяжны, бородаты,
Играют в жмурки, лепят куличи,
И умывают руки, как пилаты.
Аукая, играя и шаля,
Они рядком уселись на откосе,
Не видя, что поехала земля,
И что их всех, черт побери, уносит.
В тартары, в тьмутаракань на слом
Уносятся клочки газет, окурки,
Знакомый с детства в три окошка дом
И тот забор дощатый в переулке.
И, выскочив на мчащийся большак,
Прочь от меня уносится Россия...
А я все повторяю: - Как же так?
Куда же вы, хорошие такие?
Куда же вы? - Кричу. - Куда же вы?
Бегущим мимо соснам и рябине.
- Туда, где лай собак сторожевых,
И в сторону Катыни и Хатыни.

ПТИЧКЕ

Я прочитал в газете сводки,
И вдруг на первой полосе
Узрел функционеров фотки
Во всей их славе и красе.
Я увидал вождей портреты,
Изображенья ихних рыл,
И сделал птичку из газеты
И ей окошко отворил.
"Ага, ага, функционеры!
Ага, душители свобод!" (
Теперь Вы сами для примера
Вершите вольный перелет.
Летите по небу, как птички,
Освобожденные вожди,
Оставив вредные привычки
И цепи рабства позади.
Придут народы со стаканом
Меня за то благодарить,
Что я, по крайности, тиранам
Сумел свободу подарить.

***
Быть может не во сне, а наяву
Я с поезда сойду напропалую,
И в чистом поле упаду в траву,
И зареву и землю поцелую.
Конечно же, ты прав, хоть на луну,
Хоть к черту на кулички, но не ближе...
Чем я сильней люблю свою страну,
Тем больше государство ненавижу.

СЕМНАДЦАТОЕ АВГУСТА 1998 ГОДА

Еще звучит в моих стихах
Ненужный голос поколенья.
Волхвы, забыв о пастухах,
Отправились на поклоненье.
В лицо бьет шквальный ветер. Мгла.
Утрачена ориентация.
В московский клубах князю зла
Спонсируется презентация.
Цирк - фокус с магазином мод -
Все повторилось как по нотам.
Нахально рукоплещет кот
Летящим с потолка банкнотам.
Подорожала соль, а хлеб
Распродан. Лопаются банки.
В дворце, удушливом как склеп,
Танцуют реп орангутанги.
Кричит: Да, я вас всех долбал!
Бомж озверевшему кассиру.
И наконец пришли на бал
Волхвы отдать поклон мессиру.
17.08.98

ПЛАЧ ДЕЛЬФИНОВ О ПОДВОДНОЙ ЛОДКЕ

Дельфины никогда не убивают
особей своего вида
(Из газет)

Цик-цик-цик -
Треск расколотого ореха.
Треск расколотого ореха.
Цикл-цикл-цикл,
Ахао-аум-аум -
Свист.
Пии-тирли-тирли.
О чем там в шуме волн
Всегда смеющиеся плачут?
О чем дельфины плачут?
Ахао-ай-я-яй,
Цик-цик-цик,
Ахао-аум-аум.
Быть может, матерям людей
Хотят сказать:
Не отдавайте деток генералам.
Выпрыгивая в пене брызг,
Они всегда встречали корабли
Широкою улыбкой,
А теперь
В Италии и в Баренцевом море,
Во всех концах земли
И там, где берег моет
Великий или Тихий океан,
Дельфины плачут:
Ах-ах-ах, ахайя,
Цик-цик-цик,
Ахао-аум-аум.
Всю землю обойду в железных башмаках
И буду в окна матерей стучаться,
Чтоб передать дельфиний этот крик:
Не отдавайте деток генералам!
Эй, матери!
Вам кажется, что Авель
Убит был в незапамятные дни,
Что это все произошло когда-то...
Неправда. Десять тысяч лет подряд,
Не прерываясь, словно автомат,
Безумный Каин убивает брата,
И кровь его еще живую пьет,
И, налакавшись допьяна, блюет.
Ахао-ай-я-яй,
Цик-цик-цик,
Ахао-аум-аум.
Нам людям, потерявшим разум,
Не время ль поучиться у дельфинов?
Не отпускайте деток на войну.
Спасите их, упрячьте их в чулан,
Заприте двери на тройной замок.
В Америке, Австралии, Европе,
В России, и в Канаде, и в Китае
Вас, матерей, так много на земле
В сравненьи с кучкой бешеных собак.
Не бойтесь их,
Услышьте:
Цик-цик-цик,
Ах-ах-ах, ахайя.
И первый раз за все тысячелетья
Ублюдкам этим не отдайте деток,
И на земле наступит тишина.
И мы, очистившись от братней крови,
Другими станем.
И тогда дельфины
Нам, может быть, откроют тайну жизни:
Цик-цик-цик,
Цикл-цикл-цикл

***
Мы по прежнему в говне.
Обошла нас божья милость.
В нашей трехнутой стране
Ничего не изменилось.
Возле Спаса на крови
Волки щелкают зубами,
Вышли в люди холуи
И остались мы рабами.
Только под стеной Кремля,
Там, где черти хороводят,
Можно крикнуть: Ленин, бля!
И никто нас не посодит.

***
Я прожил здесь лет сто,
Душа невыездная.
И знаю только то,
Что ничего не знаю.
Я только слышал звон,
И потому лишь выжил,
Что загнаный в загон
Лежал в навозной жиже.
И капли от её
Тлетворных испарений
Слепились в мумиё
Моих стихотворений.

"Наша улица" № 92 (7) июль 2007